Прелюдия великой чистки тридцать седьмого года

Миллионы советских людей в 20-е и 30-е годы прошли лагеря и тюрьмы ГУЛАГа, получив клеймо «Враг народа», а сотни тысяч были расстреляны, миллионы погибли в местах лишения свободы. Страшную цену заплатили эти миллионы жертв политических репрессий сталинского времени за построение социализма в СССР. Но прах и пепел убитых и замученных людей бьет набатом в наших сердцах, не давая нашей памяти остыть и забыть эти страшные страницы нашей российской истории…

Истоки многолетнего «тридцать седьмого года» (это фактически все предвоенное десятилетие) надо искать в годы относительно спокойные – двадцатые, когда начались социальные чистки в возникающем советском обществе. Из социальной ткани изымались целые слои населения: бывшие дворяне, дореволюционное офицерство, купечество, представители небольшевистских партий, всё духовенство -и не только православное, - все они находились на положении париев, изгоев, лишенные основных гражданских прав и свобод; часто православные священники и члены их семей могли погибнуть от голода: их запрещалось брать на работу на предприятия и организации, никаких пособий им не полагалось, детям нельзя было учиться в школах и вузах…

В середине 1920-х годов развернулся последний этап по ликвидации бывшего дворянского сословия, вернее, тех его остатков, что доживали век в своих сельских усадьбах. В конце 1924 г. ВЦИК издал декрет (в печати он не публиковался), согласно которому выселению подлежали не только бывшие дворяне-помещики, но и представители других сословий - купцы, мещане, которые на ноябрь-декабрь 1917 г. владели земельной собственностью выше трудовой нормы (1–3 десятины на едока).

Фактически основные массивы земельной собственности у бывших помещиков были национализированы в первый период пролетарской революции, с ноября семнадцатого по март восемнадцатого года. В распоряжении «эксплуататоров» были оставлены малюсенькие участки для «личной трудовой деятельности» (размеры их зависели, в основном, от количества едоков в семье), сдаваемые ими в аренду крестьянам окрестных деревень.

Довольно многочисленные документы того времени (постановления, переписка, списки) сохранившиеся в архивах Калуги и Брянска, сухим канцелярским языком изображают процесс изгнания людей с насиженных мест, на которых жили их предки в течение столетий. Местные землевладельцы были в большинстве случаев прямыми потомками тех служилых людей 16 и 17 столетий, которые получили поместья в Серпейском и Брянском уездах за ратную службу российскому государству и стали помещиками, владея землями и крепостными на территории нынешнего Кировского района. Со времени средневековья жили на нашей земле представители дворянских родов Голицыных, Шепелевых, Лесли, Дмоховских, Квашниных-Самариных, Бесединых, Бизяевых, Бегичевых, Засецких, Львовых, Смирновых, Фоминых и другие.

И вот за несколько лет до коллективизации верховная власть решила «зачистить» деревню от «нетрудовых элементов», коими по определению считались бывшие помещики. Однако на деле, лишённые в ходе и после революции не только земельной собственности, личного имущества и большинства гражданских прав, бывшие помещики являли собой жалкое зрелище, а их усадьбы, когда-то представлявшие собой культурные гнёзда русской провинции, полностью деградировали, а многие исчезли с лица земли (были сожжены, разграблены...)

Из изученных нами документов почти невозможно составить обстоятельную картину состояния усадеб, источники дают лишь самое общее представление об этом. Так, из почти двадцати усадеб Песоченской волости в 1925 г. усадебные дома оставались в использовании только троих бывших владельцев: Д. Х. Кунц имел дом в Верхней Песочне, В. П. Циллиакус – в Тягаеве, Н. В. Лесли – в Дурине. В остальных усадьбах находились трудовые артели крестьян, совхозы, а также санаторий, детская колония, агропункт, участок землемера, другие новые учреждения. Некоторые усадьбы были проданы местными уездными исполкомами частным владельцам, но кто были эти люди, равно и их имена, неизвестно.

По Песоченской волости, которая в 1925 г. входила в состав Бежицкого уезда Брянской губернии, выселению подлежало 23 человека, однако после долгой канцелярской волокиты несколько человек, как «трудовики» (видимо, не имевшие дворянского происхождения) были оставлены в своих домах. А вот представители знаменитых фамилий: княжна Надежда Львовна Голицына (Дуброво), фабрикант Михаил Матвеевич Кузнецов (Нагорное), Иван Николаевич и Сергей Иванович Шепелевы (Буда, Прудки, Анисово Городище) были изгнаны из своих имений. Вместе с ними покинули свои родовые гнёзда бывшие мелкопоместные помещики, чьи земельные владения до революции не превышали 100-200 десятин земли. Это М.И.Цуриков (Барсуки), В.П.Циллиакус (Тягаево), Н.Н.Шляпенкова (Михалево), А.И.Беклемишева (Острая Слобода), Е.Н.Лесли (Дурино), Н.Г.Дмоховский (Выползово) и ряд других. Под одну «гребёнку» в компанию бывших помещиков попал и был выселен иностранный подданный Давид Христофорович Кунц, который задолго до революции прикупил немало землицы в наших краях, обзавёлся домами, построил небольшие заводики по переработке молока и со временем стал знаменитым на всю округу сыроваром. У него была отобрана недвижимость в Верхней Песочне, Новосёлках, Малых Зимницах.

Приняв директиву ВЦИКа как сигнал для «сведения под корень» всех классово чуждых элементов в деревне, органы власти на местах, как всегда, наломали много дров, требуя поголовного выселения и конфискации всей собственности у бывших землевладельцев. Так, представляя 4 февраля 1925 г. список из пятнадцати человек в Жиздринское уездное земельное управление, председатель Маклаковского волисполкома (фамилию его в документе разобрать не удалось) требует всех поименованных помещиков «без промедления выселить в Сибирь как подрывающих Советскую власть, сохранивших свои «гнезда» и имущество, использующих наемный труд». Из этой волости были изгнаны: А. А. Арчаков (Новоселки), Н. С. и А. С. Кашкины (Неполоть, Большое Заборье), С. П. Львов (Б. Заборье), С. М. Смирнов (Волое), О. П. Устинова и Н. И. Караваев (Фоминичи). Были отобраны земли и усадьбы у предпринимателя, владельца эмалировочных заводов Богдана Васильевича Молля при деревне Семичастное, Неведомском хуторе и в других местах, хотя сами члены большого моллевского семейства уже там не проживали весьма длительное время.

В связи с новым актом исторической трагедии, развернувшейся в середине двадцатых годов в стране советов, происходили сотни и тысячи человеческих драм. Вот показательный случай, когда советские чиновники, проводившие в жизнь указания центра, распоряжались судьбами людей, к тому же даже не дворян – землевладельцев, а простых крестьян. Так, Бежицкое уездное земельное управление внесло в списки подлежащих выселению по Песоченской волости жителя новоустроенного поселка Гурики (другое название – Монахова Гора) Ф.Е.Гурикова, будто бы владевшего почти полсотней десятин земли. «Помещик» - решили чиновники и постановили выселить несчастного из деревни, конфисковать землю и все постройки.

Получив циркуляр, песоченские управленцы схватились за голову: нет такого помещика с таким количеством земли, а есть население всего Гуриковского посёлка с одной и той же фамилией – Гуриковы, в количестве шести домохозяев, владевших 18 десятинами пашни и 25 десятинами незаливных лугов. Жители поселка были обложены за свои владения земельным налогом в 170 рублей 40 копеек, каковой они регулярно уплачивали.

Стало быть, бежицкие власти приняли всё население посёлка (имевших общую фамилию) за одного человека, которого они собирались, по сути, ограбить и выселить «к чёрту на кулички…». Получилась прямо настоящая история какого-то «поручика Киже» из эпохи правления Павла Первого...

И такие курьёзные случаи, за которыми стояли искалеченные судьбы простых людей, не редкость. А означали они одно – новая власть на местах демонстрировала великое пренебрежение к судьбам простых людей (вовсе даже не дворян и прочих бывших «эксплуататоров»). А когда началась коллективизация и принудительная организация колхозов – 1929-1930гг. – партия большевиков и органы советской власти взяли курс на разрушение аграрного социального слоя, вернее класса, - русского крестьянства, что и было сделано к концу тридцатых годов. Но это – тема для большого и серьезного разговора.

Андрей БАУЭР.