Свежий номер
Но к столу подошли Александра Николаевна и Татьяна Петровна
и ласковым голосом, так, как будто перед ними сидел не мужчина, а маленькое
дитя, начали уговаривать меня: «Витя! Сынок, ешь! Ешь, не стесняйся. Где ты в
своём городе поешь сметаны досыта?» Предчувствуя грядущую неприятность для
своего организма, я попросил Виктора вступиться за меня. Но Виктор поддержал
Александру Николаевну и Татьяну Петровну: «В деревне гостям не принято обижать
хозяев. Что поставлено на стол, должно быть съедено. Так что не стесняйся, ешь
сметану».
«Ешь, ешь, не стесняйся» - настаивали обе женщины.
Не смея обидеть хозяек, раз уж так принято в деревне,
невероятными усилиями мне удалось впихнуть в себя и эту миску сметаны.
Перед отъездом в город Александра Николаевна повела нас к
пасечнику Клеймёнову. Пасека находилась на восточном краю деревни, там, где в
довоенные годы стояла церковь. Сам Клеймёнов жил в городе, а на лето
перебирался вместе со своими пчёлами в Большуху.
Здесь, на полях нашей «Алексахи», пчёлы Клеймёнова и
собирали мёд. Мёда у него на пасеке было много. Столько много, что хранился он
в разных ёмкостях, начиная от пятнадцатилитровых вёдер до трёхсотлитровых
бочек. Вот из одной такой бочки хозяин пасеки и наполнил Александре Николаевне
две трехлитровые банки тёмного, но прозрачного и свежего мёда. Объевшемуся
сметаной, да ещё с такой ношей, идти мне было нелегко. К тому же у меня
появилась лёгкая тошнота и тяжесть по всему животу. Хотелось лечь где нибудь у
забора, подальше от людских глаз, и уснуть.
У автобусной остановки «Большуха» опустились в траву и, в
ожидании автобуса, молча смотрели на замершие в голубой бездне редкие и
белоснежные облака. Ветра не было совсем. И нам хорошо были слышны все звуки,
доносившиеся из покинутой нами Большухи. Время прибытия автобуса прошло, но его
всё не было. В это время по дороге, со
стороны посёлка Ударник, проходила женщина, которая, увидев нас, сказала, что
автобус в Анновку не приходил и, вероятно, что его уже не будет. А это значит,
нужно идти пешком несколько километров до Верхней Песочни, где можно попасть на
Тягаевский автобус. «Лучше бы с пасеки сразу пошли на Песочню, это же ближе на
целый километр», - подумал я, прежде чем услышал слова Виктора: «Вставай!
Пойдём в Песочню». Но как мне дойти, если начавшая перевариваться сметана
забирала все силы. Я предложил Виктору вернуться к «Алексахе» и оставить у неё
мед до следующего приезда. Он категорически отверг моё предложение, обосновав
его тем, что: «Во-первых, возвращаться назад плохая примета. А, во-вторых, у
Николаевны ещё полно сметаны, и она теперь знает, что ты очень любишь
деревенскую сметану, но стесняешься её попросить!»
«Откуда ты это взял? Я вообще-то впервые ел деревенскую
сметану».
Вот тут и раскрылась причина моего «злоупотребления» сметаной.
Виктор признался в том, что виновником моего разбалансированного душевного и
физического состояния является он. Ему не понравилось то, что я уже отобедал, а
он ещё не закончил с первым блюдом. Чтобы не сидеть одному за столом, он вышел
в коридор, где находилась Александра Николаевна, и убедил её в том, что я очень
люблю сметану, но стесняюсь попросить. Вот по этой ложной причине сердобольные
женщины и уговорили «стеснительного Витю» съесть лошадиную дозу сметаны. От
признания Виктора мне стало ещё хуже. Появилась отрыжка, и участился пульс.
Чтобы досадить виновнику своего неприятного состояния, я сказал Виктору, что
дальше ему придётся нести и меня, и мой мёд. На что он ответил: «Самое лучшее
средство от обжорства - это пробежка. Но в нашем случае - прогулка пешим ходом
до Песочни».
Никаких других вариантов у нас не было. На мое счастье, за
деревней, у Лихвы, нас подобрал попутный автомобиль.
В последующие наши приезды в Большуху Александра Николаевна
предоставляла свой дом в наше полное распоряжение. Здесь мы планировали наши
походы в окрестные леса, ночевали, когда на несколько дней выходили в поиск.
Хранили свою рабочую одежду. В свою очередь, помогали Александре Николаевне
заготавливать сено для её коровы, слушали рассказы о войне Татьяны Петровны.
Приходили в дом Александры Николаевны и жители деревни, чтобы рассказать нам о
войне всё, что сохранилось в их памяти. И ни единого раза за все наши приезды в
Большуху Александра Николаевна не отпустила нас домой без «гостинцев». Вот и в
этот раз, увидев с нами незнакомого пожилого человека, Александра Николаевна
поняла, что этот гость непростой. Засуетилась накрывать на стол. Мы уговорили
её не делать этого, объяснив цель своего приезда, и Александра Николаевна
согласилась подождать с угощением до нашего возвращения из леса. Но в дорогу
нам всё-таки собрала «перекусить».
К месту расположения базы мы добирались два часа. Не
спешили. Колея дороги, которой мы шли по лесу, была заполнена водой, в
некоторых местах попадались сильно заболоченные участки, которые приходилось
обходить по лесу, отклоняясь от дороги на несколько десятков метров. Но и там
поваленные деревья также создавали препятствия. Вскоре вышли на высоковольтную
линию и, к своему удивлению, я не обнаружил дороги, по которой мы с Борисом Науменко
вышли в район базы. Виктор сверился с картой, но также ничего не понял. Дорога
от Большухи до высоковольтки вливалась именно в ту дорогу, которая была нам
нужна. Но этой дороги за линией электропередач не было. Не было видно и огромной осины, которая стояла как раз у
пересечения высоковольтки и дороги, к стволу которой я, как ориентир, привязал
куском проволоки пустой спичечный коробок, когда мы с Науменко уходили от дуба.
Но, судя по тому, что влево по высоковольтке начиналась явная низина, а значит
неподалеку речка Лихва, нам нужно идти на юг по линии электропередач. Через
триста-четыреста метров, я увидел знакомую осину и понял - пришли. Последние
сотни метров, отделявшие нас от предполагаемой партизанской базы, преодолевали
в приподнятом настроении. Рассуждали над тем, что будем делать со спиртом?
Сохранились ли карты? И, если сохранились, сколько нам можно будет их взять
себе для работы? В каком состоянии находится оружие? Есть ли там пистолеты
«маузер», которые мы с Виктором мечтали найти с первых дней поиска? Съедобный
ли будет шоколад?
Сразу же, как только дошли до лощины, я отвёл Виктора и
Бориса Ивановича к таинственному дубу. Оба они, увидев крест, уверенно заявили:
«Да это же братская могила!» Я им рассказал о том, что Науменко, как только
увидел этот дуб, категорически отверг и моё предположение о том, что здесь
находится братская могила. Чтобы окончательно разобраться в том, могила это или
нет, приняли решение, что после раскопок базы проведём вскрытие холмика у
креста. Оставив у дуба рюкзак с продуктами, я повёл моих спутников к месту
предполагаемой базы. Вновь оказавшись на этом месте и более внимательно
присмотревшись к нему, я окончательно убедился в том, что никакой базы здесь
нет и не может быть. Место явно находилось в небольшой выемке, которая и была
похожа на провал в земле. Согласился со мною и Виктор. А вот Борис Иванович
оказался сторонником версии Науменко. И теперь только мы могли внести ясность с
этой, неведомо откуда взявшейся легендой о существовании Буренской партизанской
базы.
Перед началом раскопок, неподалёку от места работы, развели
костер. Виктор наполнил чайник водой и повесил его над огнём. Борис Иванович
согласился приготовить нам чай. Ещё раз осмотрев провал, решили копать в его
центральной части шурф размером 70х70 сантиметров. Сразу же пожалели о том, что
не взяли металлоискатель. Ведь Науменко предупреждал о возможном минировании
базы. И всё-таки к раскопкам приступили в лёгком возбуждении - а вдруг здесь
действительно что-то есть.
Верхний, плодородный слой почвы поддавался легко. Однако,
уже на глубине тридцати сантиметров начался слой глины, трудно поддававшийся
лезвию лопат. Глину словно спрессовали, и нам приходилось ее выковыривать
небольшими кусками. Стало понятно, что раскопки затянутся. Борис Иванович
предположил, что глину специально спрессовали над кровлей базы, чтобы она не
пропускала влагу. Но чем глубже мы уходили в землю, тем отчетливее понимали,
что о базе можно забыть навсегда. Глина представляла собой однородную массу,
без каких-либо вкраплений в неё частиц другого грунта, что свидетельствовало о
том, что мы бьём материк. Однако Борис Иванович не сдавался. Он предположил,
что глину специально срезали толстыми пластами и накладывали на крышу сруба
колодца, в котором хранилось содержимое базы. Но в этом случае, по истечении
долгого времени, грунт по бокам колодца должен был хотя-бы немного, но
просесть, чего в данном месте не наблюдалось. И что это за техника была в то время, что могла срезать грунт большими
пластами, доставлять и укладывать его в нужное место? На этот вопрос Борис Иванович ответить не
смог, но заверил нас, что была такая техника. На глубине около метра в нашем
шурфе появился влажный песок вперемешку с мелкозернистой галькой. Это стало
нашим приговором базе – её здесь нет и не могло быть.
В обратную дорогу собирались расстроенными. К дубу решили не
идти, так как времени у нас до наступления сумерек оставалось немного. Пока шли
к высоковольтке, Виктор, вдобавок ко всеобщему нашему разочарованию,
издевательским, тягучим голосом донимал нас с Борисом Ивановичем: «И шли они из
лесу дово-о-о-ольны-е! До глухоты
настрелялись из маузеров! Немеренно попили спирта, закусив его шоколадом. А
срок хранения у него истёк сорок три года назад. И нич-ч-чего! Живы. Таких
ничем не прошибёшь. Ах, как хар-р-р-а-шо-о-о им».
Борис Иванович, скорее всего, был расстроен больше нас с
Виктором. Ко всему, он устал и всю обратную дорогу шёл молча, с опущенным в
землю взглядом. С высоковольтки свернули
по дороге на Большуху. Где-то примерно на полпути до начала колхозного поля
увидели свои следы, которые вели по едва заметной дороге, ответвляющейся от
основной дороги влево. Здесь мы сбились с пути, когда утром шли в лес.
Александра Николаевна не могла позволить отпустить от себя гостей, не усадив их
за стол. Сытые, но расстроенные неудачей, мы возвратились в город.
На следующий день около десяти часов в отдел пришла Анна
Фёдоровна. Она рассказала, что не спала всю ночь из-за того, что никто ничего
ей не сказал о результатах нашей вчерашней работы. В восемь часов утра она
пошла узнать об этом у Бориса Ивановича, но его в гостинице не оказалось. Борис
Иванович неожиданно для всех нас утренним автобусом уехал в Москву. Хотя ещё
вчера делать этого не собирался. Решили позвонить ему вечером и узнать причину.
Когда мы рассказали Анне Фёдоровне о том, что никакой базы в Буренках нет, она
огорчилась, но тут же предложила поехать в лес и разобраться с тайной, которую
хранит дуб. Договорились отправиться в
очередную поездку в ближайшее время.
Вечером я позвонил Борису Ивановичу домой и выяснил причину
его внезапного отъезда. Оказалось, вечером ему позвонили в гостиницу из Москвы
и сообщили о том, что его присутствие необходимо на встрече ветеранов бывшего
Государственного института реактивных двигателей. Нас он беспокоить не стал.
Было уже поздно. Оставил для нас информацию у дежурного администратора
гостиницы.
Оставшиеся до выезда в лес дни протекали в очередных рейдах,
дежурствах и происшествиях. В лесничестве мы с Виктором выяснили, что место,
где находится крест, это 26-й лесной квартал. Он несколько раз подвергался
прореживанию. Но ни разу полностью не выпиливался.
